Именно сейчас, как никогда, ему требовалось поговорить с собой, поделиться с собой своими чувствами, решить с собой, что делать дальше. Но никогда больше он не услышит голоса своей половины, потому что она умерла. Умерла. Бруно начало трясти. Он зарыдал. Он был один, напуганный и растерявшийся.

Сорок лет он играл роль обыкновенного человека, и это ему вполне удавалось. Но отныне он не сможет жить по-прежнему. Половина его мертва. Потеря слишком велика, чтобы вернуться к прошлому. Нет больше уверенности в себе. Не имея возможности советоваться со своим вторым существом, лишившись его поддержки, он больше не мог играть старой роли.

Но сука где-то в Санта-Хелене. Где-то. Фрай никак не мог сосредоточиться и привести мысли в порядок, но одна, самая резкая из них, терзала постоянно его мозг: он должен ее найти и убить. Он должен избавиться от Кэтрин раз и навсегда.

* * *

Маленький походный будильник был заведен на семь. Тони проснулся на час раньше. Он сел в кровати, сонно огляделся и, поняв, где находится, облегченно повалился на подушку. Тони лежал на спине, уставившись глазами в невидимый в темноте потолок, и прислушивался к ровному дыханию спящей Хилари.

Его напугал кошмар. Это был страшный сон, где беспорядочно громоздились морги, могилы, гробы. Голова как свинцом налилась, ноги похолодели и дрожали. Ножи. Пули. Кровь. Из глаз трупов лезли мерзкие черви и шлепались на что-то гнусное и скользкое. Мертвецы, кричащие о крокодилах. Во сне его жизни угрожали раз десять, но каждый раз между ним и убийцей вставала Хилари и умирала за него.

Чертовски нехороший сон. Тони боялся потерять ее. Он любил Хилари. Он любил ее так, как нельзя выразить в словах. Умеющий красиво говорить, сейчас Тони не находил подходящих слов, чтобы описать свои чувства и глубину любви к Хилари. А может таких слов и не существовало. А те, что он знал, были неточны и слишком конкретны. Конечно, если Хилари не станет, жизнь от этого не остановится, но счастье умрет навеки и с Тони останется лишь боль и горе.

Глядя в потолок, Тони убеждал себя в том, что сон — это только сон, а не знак или предсказание. Лишь сон. Дурной сон. Не более чем сон.

Издалека донеслись гудки поезда. Эти звуки были так холодны и зловещи, что Тони натянул одеяло до подбородка.

* * *

Бруно подумал, что Кэтрин может поджидать его в доме, который построил Лео. Он вышел из дому и пошел через виноградники. В руках он сжимал фонарик и нож.

Фрэнк направился к дому на вершине. На востоке появилась розовая полоска, но почти все небо еще было затянуто иссиня-черной пеленой, и долину окутывала сереющая мгла. Фрай не мог воспользоваться подъемником, потому что для этого пришлось бы входить в здание, подниматься на второй этаж и включать электродвигатель. Он ни за что не осмелился бы туда пойти, ибо знал, что его повсюду караулят шпионы Кэтрин. Он хотел незамеченным подобраться к дому, и поэтому оставался единственный путь — по лестнице.

Фрай начал быстро, через две перекладины, карабкаться наверх, но тут же понял, что следует быть осторожнее. Лестница была очень ветхая. Ее, в отличие от подъемника, никогда не ремонтировали. Годами дожди, ветры и летняя жара разрушали бетон, в который были вмурованы железные штыри, удерживающие лестницу. Куски бетона отваливались, когда Фрай наступал на очередную ступеньку, и со стуком летели по камням вниз. Несколько раз Фрай едва не срывался, но успевал схватиться за поручни. В некоторых местах отсутствовали и сами поручни. Мало-помалу Фрай добрался до площадки, устроенной посередине подъема, а оттуда уже вскарабкался на вершину.

Он пересек газон. Розовые кусты, некогда ухоженные и аккуратно подстриженные, пустив во все стороны молодые побеги, теперь разрослись и переплелись в колючие заросли. Нигде не видно было на них цветов. Бруно проник в безжизненный викторианский дом и прошел по пыльным, с паутиной по углам комнатам. Воняло плесенью, покрывавшей шторы и ковры.

Ничего подозрительного Фрай здесь не увидел. Кэтрин нигде не было.

Он не знал, радоваться ему или нет. С одной стороны, Кэтрин отсутствовала и, значит, сейчас он в безопасности. Но с другой стороны, где она? Черт побери!

Страх постепенно овладевал им. Несколько часов назад он уже не мог ясно соображать, а теперь и чувства изменяли ему. Однажды ему послышались какие-то голоса, и он носился по всему дому, преследуя их, пока не понял, что это его собственное бормотание. Вдруг плесень, точно она и не была плесенью, напомнила запах любимых духов Кэтрин, но и этот обман быстро растворился в воздухе. И когда Фрай рассматривал знакомые с детства картины, развешенные на стенах, он никак не мог понять, что на них изображено. Цвета и контуры плыли перед глазами, постоянно то исчезая, то появляясь на полотне. Он стоял перед картиной, на которой, он это помнил, был пейзаж: деревья, цветы. Смотрел на нее, но ничего не видел. Он только по памяти мог восстановить расположение предметов на холсте. На месте, где висел холст, кружились пятна, разорванные линии и бессмысленные формы.

Фрай попытался успокоиться. Он сказал себе, что все эти чудеса — результат бессонной ночи. Он проехал такое расстояние. Понятно, что очень устал и вымотался.

Глаза, налитые кровью, слепила резь, точно их песком засыпали. Болью сводило все тело. Затекла и одеревенела шея. Ему нужно было выспаться. Сон освежит его. Так говорил себе Фрай. В это он хотел верить.

— Фрай обыскал снизу доверху весь дом и сейчас находился под самой крышей в комнате с покатым потолком. Здесь он провел большую часть жизни.

Белый сноп света от фонаря высветил кровать, на которой Фрай спал все годы. Он лежал в постели. Лежал с закрытыми глазами, точно спал. Еще бы, ведь глаза были зашиты. И белая одежда была не обычная одежда, а похоронный костюм, в который его облачил Эврил Таннертон. Потому что он мертв. Его зарезала сука, и он умер. С прошлой недели он холоден, как камень. Он подошел к большой кровати и вытянулся рядом с ним. Бруно слишком обессилел, чтобы взорваться в приступе ярости.

От него воняло чем-то омерзительным. Едкий запах. Простыни вокруг намокли и потемнели от черной жидкости, вытекающей из тела.

Бруно не обращал на это внимания. Его половина кровати была суха. И хотя он умер и больше никогда не заговорит и не засмеется, все равно Фраю рядом с ним стало спокойнее.

Бруно протянул руку и коснулся его. Он коснулся холодной жесткой руки и сжал ее пальцами. Боль одиночества немного утихла.

Конечно, Бруно не чувствовал прежней цельности. И никогда не почувствует ее, потому что половина его существа умерла. Но, лежа рядом с трупом, он все-таки не ощущал себя одиноким.

Оставив фонарик включенным, Фрай уснул.

* * *

Доктор Николас Радж занимал помещение на двенадцатом этаже большого небоскреба в самом сердце Фриско. Очевидно, подумала Хилари, архитектор либо никогда не слышал о такой неприятной мелочи, как землетрясение, либо состоял в сговоре с самим Сатаной. Одна стена была полностью из стекла. Это огромное окно разделяли на три секции две тоненькие стальные стойки.